— Слушай! — повторил он. — Ты что ищешь?
— Прием пера в стирку на дому, — без запинки ответила я.
— Прием чего?!
— Пера. Не знаешь, что такое перо? Белое такое, на птице растет. У нас им набиты подушки и перины.
— На кой черт оно тебе?
— Пора отдавать в стирку.
— А! — только и произнес он, явно не зная, как отреагировать на мое решение выстирать домашнее перо. Какое-то время обалдело смотрел на меня, потом вспомнил, зачем пришел. Ведь о пере он раньше не знал…
— Слушай! — по-другому он, похоже, к жене не обращался. Я начинала сочувствовать Басеньке. — А ты когда закончишь?
Господи Боже! Когда я закончу искать адрес приема пера на дому?
— Что именно я закончу? — холодно поинтересовалась я, стараясь не впасть в панику.
— Ну тот узор, над которым сейчас работаешь. Этот, как его… Викторчак, того… торопит. И опять я не знала, как ответить правильно на такой вопрос. Закончить образец я могла за три часа, а собиралась растянуть работу на три недели. Если завтра покончу с этим, откуда взять следующий? Придумать самой? Не имею права. Не зная, что ответить, я молча смотрела на этого зануду, отравляющего мне жизнь. Он тоже выжидающе молчал.
Опять пришлось проявлять инициативу.
— А… потом?
— Что потом? — не понял муж.
— Над чем мне работать потом? Ты уже подобрал новый узор?
Вид у мужа стал еще глупее, если такое вообще возможно. Мой ответ почему-то поверг его в полнейшую прострацию. Ох, похоже, я ляпнула что-то не то и сейчас раскроется обман! Сердце тревожно сжалось.
— Но к-как же… — ошарашенный муж стал даже заикаться. — К-как же… Ведь целых три шшштуки… того… подобраны. В твоем ящике лежат. Ты сама их туда положила.
Матерь Божья, я сама их положила! В каком ящике? Скорее, скорее надо что-то срочно придумать. Я могла их потерять… Как потерять, вместе с ящиком, что ли?
— Да отвечай же, — торопил меня муж, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Ведь Викторчак на проводе ждет. Когда закончишь?
Вот пристал! Времени на раздумья не было, и я брякнула первое, что пришло в голову:
— Завтра. После обеда. Голова в дверях кивнула в знак согласия и скрылась. Какое счастье! Наверное, такое испытывает человек, чудом уцелевший при столкновении двух поездов.
Сидя над телефонной книгой, я медленно приходила в себя. А пан Паляновский хорош! Гарантировал полное отсутствие контактов… Но муж-то, муж! Он что, полный идиот? Как можно не понять, что я не Басенька? И видит меня вблизи, и разговаривает… Может, просто очень плохое зрение? Странно, что об этом важном обстоятельстве мне не сочли нужным сообщить. Как и о том, что он такой дурак.
Придя к утешительному резюме, я воспряла духом и нашла в книге то, что искала. Мужа звали Роман. Роман Мацеяк, химик, магистр. Возможно, правда, супруга звала его Зайчиком, Рыбкой или вовсе каким-нибудь Манюсем, но, поскольку мы в настоящее время находимся в состоянии холодной войны, нежности совершенно неуместны. Роман, и все тут!
— Барбара! — сухо позвал муж, когда я, положив на место телефонную книгу, уже выходила из оскверненной его присутствием гостиной. К нему я обернулась лишь потому, что он вообще издал какой-то звук, ибо «Барбару» никак не соотносила с собственной персоной.
— Барбара! — громко повторил он, и я уже ожидала привычного «ты, слушай!», но он вдруг сбавил тон и закончил как-то неуверенно, запинаясь, что совершенно противоречило смыслу сказанного: — Ты… того… сию же минуту напиши мне письмо. Я продиктую.
Застыв в дверях, я лихорадочно соображала, как отреагировать. Стефан Паляновский и в самом деле предупредил меня, что в обязанности Басеньки входит вести переписку мужа, так что его требование не явилось для меня неожиданным. Проблема заключалась в пишущей машинке. Где она? Опять упущение! А я ведь уже обыскивала дом, обнаружив при этом многие полезные вещи, в том числе сахар и имя мужа, но вот пишущая машинка мне не попалась нигде. Что же придумать?
Вдохновение снизошло внезапно.
— Изволь, — ответила я, постаравшись сделать тон голоса не просто холодным, но прямо-таки ледяным. — Вечером, как вернусь с прогулки, напишу. К тому времени, будь любезен, приготовь машинку и бумагу.
Муж, похоже, не ожидал, что я сдамся без сопротивления, и не сумел скрыть радость в голосе, до неприличия легко согласившись:
— Вот и хорошо, пусть вечером. И спохватившись, сурово добавил:
— Смотри мне, не вздумай задержаться. Естественно, я постаралась задержаться настолько, насколько выдержали мои промерзшие насквозь кости. В гостиной на низком столике уже была приготовлена машинка, рядом лежала стопка бумаги. Муж что-то искал на полках и в шкафчиках стеллажа, занимавшего целиком одну из стен гостиной. Так называемая «стенка» заменяла собой практически всю мебель в комнате — книжные и платяные шкафы, шкафы для белья и посуды и пр. и пр. Кроме дивана и кресел, в комнате стоял еще старинный секретер со множеством ящиков и дверок.
Я пошла наверх переодеться и, спускаясь вниз, услышала как в этой комнате что-то громыхнуло. Это меня заинтересовало. Я успела подумать, что муж, не дождавшись меня, в сердцах разбил пишущую машинку, после чего увидела причину грохота.
Самый большой ящик секретера лежал на полу, вокруг него валялись россыпью такие же старые серебряные ложки, ножи и вилки, одни в упаковке, другие россыпью, а посреди этих сокровищ ползал сильно взволнованный хозяин дома, поспешно все собирая и заталкивая обратно. Страшно подумать, как много приборов поместилось в такой маленький ящик.