Роман века [вариант перевода Фантом Пресс] - Страница 46


К оглавлению

46

Но вот допрос закончился, милиция, видимо, узнала, что хотела. Капитан не только полностью отошел, но даже преисполнился бьющей через край энергией.

— А теперь не мешало бы прощупать и вашего подставного мужа. Где, вы сказали, он ждет?

— На лестничной клетке в «Саве», вход с улицы. Щупайте осторожнее, он человек нервный, — предупредила я капитана.

— Отправляйтесь! — разрешил полковник. — Потом доложите, а я еще немного побеседую с пани Хмелевской.

На прощание они еще раз обменялись только им понятными взглядами и жестами. Капитан вышел, а полковник принялся читать мне мораль.

— В голове не укладывается, как вы могли согласиться на этот дурацкий маскарад! Играть роль чужой жены — надо же пойти на такое! Умная женщина, а не поняли, что неспроста вас втягивают в авантюру.

Неприятно такое выслушивать, но полковник был во всем прав. Я целиком и полностью признала свою вину и добавила:

— Бог свидетель — я действительно поверила в их романтическую любовь. Меня тронули страдания влюбленных, захотелось им помочь. Видите ли, я сама верю в любовь, и она всегда найдет отзвук в моем сердце. Пан полковник, да не будьте же таким официальным и скажите, в чем все-таки дело?

— Разумеется, скажу, иначе вы способны еще Бог знает что отмочить. Думаю, нет необходимости напоминать о сохранении в тайне того, что услышите, впрочем, вы и сами поймете, как опасно проболтаться. Так вот, дело в том…

Я затаила дыхание.

— Дело в том, что уже полгода мы распутываем на редкость неприятное дело. Во время войны один из офицеров вермахта награбил здесь у нас большое богатство. В основном произведения искусства большой стоимости — наши, советские, болгарские, даже греческие и итальянские. Мы не знаем, где он все это прятал, но кто-то нашел и теперь переправляет за границу. Наряду с ними переправляются и другие ценные предметы, составляющие наше национальное достояние. Не так уж много осталось их в нашей стране, и вот находятся подонки, которые ради денег сплавляют за границу и это немногое. Вы знаете, как я к этому отношусь… А когда подумаю, что и вы помогали им… Если бы я вас не знал…

— Но вы знаете, и лучше не говорите о том, что бы было, если бы вы меня не знали. И для меня такого рода разбазаривание остатков наших национальных ценностей — худший вид преступления. И вообще, дайте прийти в себя, меня удар хватит! Я сдержала рвущееся из души возмущение, но, видимо, оно достаточно ясно отразилось на лице, ибо полковник предостерегающе поднял руку:

— Только спокойно. Если вы посмеете опять проявить инициативу…

— Спокойно?! Да я себя не помню от ярости. Роман века выдумали, псякрев! И меня втянули в такое дело! Вывозили бы себе доллары, водку, колбасу, так нет, взялись за произведения искусства!

Тут мне на память пришла меблировка дома контрабандистов, и во мне взыграла мстительная радость.

— Пан полковник, у них в доме полно всяких ценных предметов — и мебель в стиле рококо, и картины Ватто, и серебряные подсвечники, и алебастровая ваза, кажется, XVIII века! Наверняка все это из того, что фашист награбил. Делайте, что хотите, но вы обязаны это немедленно прекратить!

— Да ведь это же не я вывожу за границу…

— Все равно! — продолжала я бушевать. — Если вы не положите конец безобразию, я сама…

— Ага, теперь вы на меня накинулись, а кто из нас поддельная жена? Кто помогает преступникам?

Он, конечно, прав, но я никак не могла успокоиться. Сколько раз, будучи за границей и наслаждаясь сокровищами Дании, Франции, Италии, я с тоской думала о нашей бедности. После всех исторических катаклизмов, прокатившихся по несчастной Польше, в ней так мало осталось былых ценностей. Сколько раз меня так и подмывало попытаться оттуда что-нибудь прихватить, и вот — на тебе! Оказалось, я лично способствую самому мерзкому из всех видов контрабанды!

Не скоро угомонилась Эриния, пылающая жаждой мести. Не знаю, что больше меня возмутило: преступная деятельвость шайки Паляновского или тот факт, что он так просто обвел меня вокруг пальца. Полковник подлил масла в огонь, безжалостно представив мне мою собственную глупость и все юридические последствия моего непродуманного шага. Если бы он не знал меня лично…

— Хватит, вы меня уже достаточно сагитировали. Что я должна делать?

— Только одно — продолжать играть роль Басеньки Мацеяковой. И никакой самодеятельности!

— Только и всего? Оставаться Басенькой и ничего не предпринимать?

— Вот от этого я вас как раз и предостерегаю. Н-и-ч-е-г-о! Продолжайте играть роль Басеньки, причем постарайтесь сделать это как можно лучше, чтобы никто ни о чем не догадался. Предупреждаю вас, сударыня, вы втянуты в очень опасное дело, каждый неверный шаг может стоить вам жизни, а для нас равносилен провалу всей операции. Речь идет о фантастических суммах, и преступники ради них готовы на все. Мы очень рискуем, посвятив вас в наши планы, но у нас не было другого выхода. Еще раз напоминаю: никто — слышите? — никто! — не должен знать о нашем уговоре. Никому — слышите? — никому! — вы не смеете больше и словом намекнуть об афере Мацеяков. Связь будете поддерживать только с капитаном Рыняком, он даст номер своего телефона и научит, как ему надо звонить. А теперь возвращайтесь домой…

— Не могу, я же не загримирована, пришла к вам в натуральном виде, надо принять облик Басеньки. Ее пальто и шляпа у мужа в универмаге.

— Ничего, дома примете соответствующий облик. Я вижу, вы все еще не успокоились и не в состоянии рассуждать логически…

46